Гома. Репортаж ...из-под вулкана...

Здесь нет ни одного вымышленного персонажа или придуманного эпизода.

Всем, чьи судьбы, так или иначе, зацепила Африка – посвящается...

Пролог

Утро 19 ноября 2012 года городок Букаву Демократической республики Конго встретил с нехарактерной для него ясной погодой. Сезон дождей, который изрядно подмачивает репутацию провинции Южное Киву, длится здесь без малого девять месяцев. И нынче прошло даже меньше половины его срока. Его срока наказания нас, белых людей, волею судеб оказавшихся в этих удивительно красивых, но не всегда гостеприимных краях. Но более всех дожди почему-то достаются именно городку Букаву, за неизвестные нам заслуги выбранным небесной канцелярией не то слёзным отделом Конго, не то его мочевым пузырём. Дожди здесь идут не просто каждый день, а по нескольку раз за сутки, выливая на головы трудящихся столько воды, что дневной её нормы нам на Родине хватило бы на год, чтобы вырастить урожай и даже потом его, как водится, сгноить. Удивительно, как здесь при наличии плодороднейшей почвы и всевозможной растительности, какая нам дома и не снилась – голодают люди. Впрочем, лично для меня, верующего христианина этот факт не является удивительным, так как Библия даёт ответы и на такие вопросы, а для неверующего человека часто ответ весьма приземлённо размыт в ментально-расовой плоскости.

Говоря о местной погоде, необходимо понимать факт, что люди могут совершенно по-разному воспринимать её проявления. Для местного жителя – это плодородная почва и урожай. Для солдата – это сырость в палатке, непролазная грязь и болото. Для авиатора – это сложные метеоусловия и, как следствие, стресс и нервы. Будучи авиатором, я крайне невзлюбил погоду в Конго, особенно климат Южного Киву. Да и как можно полюбить бесконечные грозовые засветки по маршруту, сверкающие молнии, нулевую видимость, ливни и болтанки, не попасть в которые, как правило, можно только оставшись зачехлённым на аэродроме. Здешние правила полётов запрещают нам летать не только в СМУ (сложных метеоусловиях), но и вообще в облаках. Но соблюдай экипажи неукоснительно эти правила – самолёты и вертолёты поднимались бы здесь в воздух от силы раз десять в месяц, и то, в половине случаев они бы возвращались назад, не долетев до конца маршрута. Это прекрасно знает руководитель любого авиационного звена. Но, как правило, большинство из них лицемерно и двулично «стоят на страже закона», когда приоритет безопасности полётов поглощается важностью запланированного объёма авиаперевозок. Экипажи, отказывающиеся летать в плохую погоду, зарабатывают плохую рекомендацию и выдавливаются из обоймы жалобами и доносами. Но если, не дай Бог, что-то произошло в связи с полётом в СМУ, то тут уже праведный гнев «законника» пригвоздит безалаберного командира: «Да какое ты право имел вылетать с таким прогнозом?!! Ты же преступник!!!» Но лично моё глубокое убеждение, что преступники именно те, кто ведёт эти двойные стандарты, и именно на их совести многие жизни, включая и жизни экипажей, которых они посмертно заклеймили позором...

Но не только погода имеет зуб на жителей и гостей Букаву. Как следствие повышенной влажности здесь изобилуют всевозможные вредные насекомые, змеи и прочая гнусь. Одним из самых известных «человеконенавистников» (или наоборот – почитателей) здесь имеет место быть малярийный комар, за историю человечества унесший столько жизней, что сам Адольф Гитлер рядом с ним покажется мелким хулиганом. По популярности следом идёт «ипритка» или кенийская муха, раздавив которую на теле, человек получает ожог кожи сродни ожогу кислотой или раскалённым предметом. Лично у меня были ожоги, похожие на ожог от затушенной об руку сигареты.

А ещё нас не очень любят сами местные жители – конголезцы, каждый по-своему, с разной степенью «нелюбви», но в целом за общепринятую разницу социального уровня и, как следствие, материального... Помимо того, что мы здесь чужаки, как они нас весьма едко называют «музунгу» (в переводе с суахили – человек без кожи), мы для них – источник денег (чаще в виде попрошайничества, реже – в виде заработка) для многих недоступный, а от того и раздражающий. В общем-то, улыбающийся тебе попрошайка или кидающий в тебя камень агрессивный абориген могут иметь к тебе совершенно одинаковые чувства той самой «нелюбви», просто каждый из них выбирает свой способ добычи от тебя средств. Это объясняет тот факт, что боле-менее обеспеченные конголезцы проявляют к нам намного меньше агрессии, а некоторые даже и маломальское уважение.

В общем, говоря поменьше – Конго, как её буйная природа, так и коренная часть населения (буйная не менее), скорее отторгает нашего белого брата, нежели привечает. Впрочем, здесь не редко не жалуют и своего чернокожего брата как из взглядов националистических, так и политических, расправляясь с врагами и инакомыслящими жестоко и хладнокровно...

1.     

           Так вот, тем самым утром 19 ноября миротворческий лагерь ООН близ городка Букаву просыпался как и все «букавчане» под удивительно ясным небом. Среди счастливчиков, которых жизнь разбудила в полшестого утра, был и наш экипаж украинского вертолёта миротворческого контингента, которому предстоял ранний вылет на точку Руинди с последующим перелётом в Гому. Сказать по правде, лететь мы туда не хотели. И не потому, что Гома – это город-помойка, лежащий на мусоре (или на нём построенный). Не потому, что планом нам предписано было там остаться ночевать в одной из его гостиниц, в которой, как и во многих других, не было воды, кондиционеров и даже москитные надкроватные сетки порой приходилось выбивать с боем. Даже не потому, что повстанцы, базирующиеся который месяц у подножия вулкана Ньирагонго в 25 милях от Гомы, давно угрожали войти в город. Мы не хотели туда лететь, потому что повстанцы уже вошли в город и в Конго об этом не знал разве что глухонемой конголезский отшельник в далёких джунглях, лишённый общения даже с местными павианами. Который день городок Букаву гудел, передавая от жителя жителю неутешительные подробности уличных перестрелок. И даже наш местный помощник-подсобник Имани, у которого тесть и тёща жили в Гоме, рассказывал нам как рэболы (rebel – мятежник, прим.авт.) там взорвали гранату в одном из зданий города.

Не хочется ничего плохого говорить о людях, запланировавших этот план полётов – Бог им судья, как, впрочем, и любому из нас. Ведь все мы иногда ошибаемся. Но нам впервые этот план не понравился. И виной всему был самый обычный, данный Богом каждому нормальному человеку инстинкт самосохранения, который так сложно обойти. Правда, обойти нам его таки пришлось, потому что ...так банально... работа у нас такая, да чтоб ей было хорошо...

Весь предыдущий вечер шло обсуждение наших предстоящих полётов из Руинди в Гому, каковых должно было случиться аж пять раз. О нашей дальнейшей судьбе решало наше руководство в Киеве, Аэропс Букаву и Гомы (Airops – air operations – отдел планирования и управления авиацией. Дежурного офицера этого отдела мы называем «аэропс», с удар. на букву «о» – прим.авт.), старший группы нашего контингента в Конго, находящий у нас в лагере, и другие очень ответственные персоны. Робко в этом совещании принимали участие и мы, но в целом по смыслу всё это сводилось к банальному диалогу:

 – Может, мы не полетим, а?

 – Мы подумаем... Мы подумали! Вы слетаете, но очень аккуратно. Берегите себя, мужики...

Было решено внутри экипажа, что наши наземные техники Андрей и Игорь будут летать на точку с нами, а не ждать нас на аэродроме в Гоме, как это было обычно. Как сказал Андрей: «Если захватят, так будем вместе», но почему-то радости в его голосе я не услышал.

Когда утром нашему пытливому взору предстал перрон нашего аэродрома, мы были несколько обескуражены: там не было свободного места! Оказывается, за вчерашний предыдущий вечер к нам в Букаву перелетела большая часть ооновского авиационного парка аэропорта ...Гома! Включая и боевые Ми-24, которые несколько месяцев бомбили этих повстанцев в районе того самого вулкана Ньирагонго возле Гомы... Получался какой-то абсурд: вертолёты, приписанные к Гоме, стоят в Букаву по причине, как после и выяснилось угрозы их захвата и уничтожения повстанцами, а мы, экипаж вертолёта, приписанного к Букаву, никоим образом этих повстанцев не обижавших, летим в Гому на задание! И это при том, что мы совершенно безоружны, в отличие от тех же Ми-24...

 – Командир, мы никому не насолили в последнее время?

 – Ну, наших гостей же надо ж куда-то размещать..., (смеётся) – Вот, наверное, и решили их на наши койки...

 – А-а... А нас на их койко-место, понятно... Военная рокировка! Эт по-нашему – по-африкански...

             Когда двигатели уже были запущены и мы получили разрешение выруливать на исполнительный старт, командир вдруг затормозил вертолёт, открыл свой блистер и, повернувшись, спросил меня:

 – Отгадай с трёх раз, кто к нам бежит?

Не успел я блеснуть экстрасенсорными способностями, как к нам в кабину забежал запыхавшийся наш старший группы:

 – Мужики, мне только что сказали, что там, в нескольких милях от Руинди уже идут боевые действия! Может, вы не полетите, а? Давайте, типа, у вас что-нибудь сломалось?

Мы с командиром переглянулись: да вчера же весь вечер мы только на это и намекали!!! Начальники, дяденьки, пожалуйста, примите решение, чтобы нам туда не лететь! О боевых действиях там знали даже наши лагерные уборщицы...  А теперь, оказывается, решение надо принять нам, чтобы, если что, экипаж можно было бы обвинить в саботаже!? Но, в любом случае, и на том спасибо. Хоть один человек из здешнего начальства проявил беспокойство за наше здравие...

  – Не переживай, Иваныч, мы будем лететь высоко, – только и сказал командир, и мы вырулили на старт.

             Координаты Руинди нам дали, как это уже было не раз, не правильно: разница оказалась равна десяти километрам! Благо, точка лежала в равнине, а не в горах и джунглях, и мы, покружившись в поисках, таки нашли нужный нам лагерь индусских миротворцев. Вторым нашим удивлением в этот день оказалось то, что мы должны выполнить обычную ротацию военнослужащих с их неподъёмными дембельскими чемоданами, а не перевезти в Гому солдат для подкрепления обороны города. Просто путь домой этих ребят, отслуживших свой контракт, лежал через аэропорт Гома... И в первую ходку мы должны отвезти даже не людей, как это всегда водится, а ...их чемоданы. Мы люди маленькие и приказы свыше не обсуждаем (ну разве что между собой побухтим, пар выпустим и ...дальше послушно трудимся).

             Вулкан Ньирагонго – красивый и мощный исполин, вечно курящийся и исторгающий из своего жерла зловонный сероводород с пеплом, является символом многострадального города Гома. Мы в этот раз обходили его с противоположной от города стороны, так как знали, что другая сторона – вотчина повстанцев. Тем паче, что над городом в чистейшем небе сияло солнце без единого облачка – лишний раз давать потренироваться меткости лесным братьям в наши планы не входило. Несколько лет назад этот один из самых опасных вулканов в мире уничтожил своей лавой добрую часть города. И нынче довольно символично он снова угрожал этому городу, но в этот раз не только возможностью очередного извержения, но и той силой, которая укрылась в его растительном покрове – красивейших густых джунглях, какие застилают большую часть горной территории Конго.         

            Над Гомой заходили высоко, снижались почти отвесно уже над полосой – одна из мер безопасности, когда стреляют. Но город поразил своей пустотой. Насчиталось лишь с десяток машин на весь город, людей практически не было ни на улицах, ни на аэродроме. Лишь редкие кучки военных FRDC (FRDC – реинтегрированные вооруженные силы Конго) с гранатомётами и «калашами», которые в своих зелёных камуфляжах всегда здесь были элементом местного пейзажа. Таким пустым аэропорт Гома мы ещё не видели. На весь перрон два небольших самолёта и один российский вертолёт Ми-8МТВ, принадлежащий авиакомпании «Ютэйр», работающей на ООН. Один из самолётов был, как это уже понятно, с Букаву – небольшой «Бичкрафт» наших юаровских коллег и соседей по лагерю. В него шла погрузка нескольких раненых с реанимационной машины с красным крестом. Второй самолёт «SAAB-340» принадлежал украинской АК «Урга», тоже работавшей на ООН. И ещё за пределами перрона возле ангаров стояли зачехлёнными четыре маленьких, словно игрушечных, вертолёта-разведчика «Лама» индусского батальона миротворцев. Но, несмотря на кажущуюся заброшенность аэропорта, местная служба перрона подъехала быстро, словно парни соскучились по работе: грузчики оперативно выгрузили все чемоданы, заправщики так же шустро плеснули нам в баки полторы тонны керосина... Командир традиционно заказал купить для нас несколько головок сыра одному из местных работников перрона, конголезцу, как это мы делали здесь всегда. Есть у местных ребят такой в Гоме мелкий бизнес – продажа очень неплохого и недорогого сыра местными работниками перрона. Говорят, он для них прибыльней самой работы на аэродроме.

Единственным живым бортом на весь аэродром, мы запросили разрешение на запуск, и, с пожеланием «доброго дня» от вышки отправились в обратный путь...

            Техники редко летают с экипажем, и, конечно, если выпадает возможность, им бывает интересно посмотреть на окружающий мир страны, где им приходится работать. И хоть нынешние обстоятельства их путешествия не давали позитивного настроя, но красивая природа Конго вызывала у них восторг. Мы всё это видим каждый день и за трудовыми буднями, месяц за месяцем, так иной раз всё примелькается, что перестаёшь замечать и ценить то, что для большинства людей является заоблачными мечтами и грёзами, а нам Господь даёт как подарок. Вот и в этот день Андрей с Игорем разбудили нам наше спящее внутреннее зрение:

– Не, мужики, вы видели, когда заходили на посадку, пробежала стая диких косуль! И кабаны там были!.. И дикие козы!.. Сколько лет работаю в Африке, а сегодня в первый раз столько живности увидел!

А действительно, – подумалось, – красотища-то какая! Когда мы запускали двигатели, стоя кабиной вертолёта к лагерю, вдруг в метрах пятидесяти от нас из зарослей вышел крупный бабуин. Командир сразу же позвал наших техников и те выбежали из вертолёта посмотреть. Бабуин вышел на полянку, делово огляделся, почесал пузо и дал какой-то знак в кусты, откуда вышел сам. Следом тут же на эту полянку вышло целое семейство бабуинов от мала до велика, и их процессию завершала самка с детёнышем на спине. Не обращая никакого внимания ни на солдат-индусов, стоящих поодаль, ни на шум нашего вертолёта, ни на нас, эта семейка не спеша вразвалочку пошла дальше своей дорогой в дикие густые заросли.

2.

            Вторая ходка прошла уже в облаках, сегодня для нас спасительных, которые здесь формируются иногда за считанные минуты. В этот раз из Руинди в Гому вместе с кучей чемоданов мы везли и 14 пассажиров – солдатиков индусского батальона. Помню, когда их в Руинди усаживали в вертолёт, выяснилось, что одному не хватает места – их привели 15 человек. Старший офицер-индус долго упрашивал Гену взять этого парня, но командир был непреклонен: количество пассажиров – по количеству свободных мест с ремнями! Остальные места были подняты из-за чемоданов. В итоге, тот солдатик, расстроенный, остался в лагере. Это потом я понял, что вот так Господь иногда нам делает подобные «подарки судьбы», когда мы не успеваем на какой-нибудь рейс на самолёт ли, поезд ли, «Титаник» ли... Как мы сокрушаемся по этому поводу и ропщем!.. Пока в вечерних новостях не узнаём о неприятности или трагедии... Думаю, тот солдат будет долго вспоминать нашего командира добрым словом...

            На подлёте к Гоме нам пришла мысль, что из-за зарождающейся по маршруту грозы пять ходок у нас может не получиться. Раньше нас на полчаса по нашему же маршруту шёл российский вертолёт нефтеюганской АК с продовольственным грузом. Он, предположительно, должен будет взлетать примерно в то время, когда мы сядем. За несколько минут до начала снижения в очередной раз Володя – второй пилот запросил у аэропса «security situation» (обстановку с безопасностью) в районе аэродрома. Тот ответил тоном уставшего отвечать на глупые вопросы: «Calm! Calm!!!» (Спокойно! Спокойно!!!) Заход выполняли как и в первый раз с очень крутой глиссадой и город нам показался ещё более пустым, чем утром. Диспетчер вышки дал нам «добро» на посадку и мы ещё не знали, что больше его голоса в эфире мы не услышим. На перроне, пока мы рулили на стоянку, бросилось в глаза какое-то необычное оживление местных военных FRDC. Выруливал их военный Ми-8 и в него на ходу запрыгивали люди. Но в остальном всё было как и в первый раз: нас встречал «маршал», заводя сигнальными палочками наш вертолёт на место стоянки. На соседней стоянке по-прежнему стоял самолёт SAAB, за ним – зашвартованный и закрытый вертолёт «ютэйровцев», а за ним молотил винтами уже готовый к вылету нефтеюганский вертолёт. Вдруг, наш «маршал» бросил свои палочки и побежал куда-то в сторону вышки. Местные ребята, в общем-то, чудаковатые в нашем понимании и поэтому здесь не принято особо удивляться их причудам. Вот и мы не придали этому «маневру» значения, приняв его за очередной «местный фольклор». Впрочем, от нас в любом случае уже ничего не зависело... В следующую секунду дежурный офицер ООН уже кричал в эфир экипажу российского вертолёта, который уже пятый раз тщетно просил у вышки разрешение выруливать на взлётную площадку: «Shut off! Shut off! Security situation!» (Выключайтесь! Выключайтесь! Проблема с безопасностью! – перев. по смыслу – прим.авт.) В этот самый момент я уже выключал наши двигатели. Всё происходящее было странным, но пока не давало нам повода что-то предпринимать. Командир решил всё выяснить у дежурного офицера сразу после разгрузки. Володя остался на рабочем месте в гарнитуре, пытаясь доложить аэропсу наше время посадки и выключения. Но тот как заговорённый продолжал твердить команду для российского экипажа: «Shut off! Shut off! Security situation!» Я не стал дожидаться, когда они найдут общий язык, и, выходя из кабины, сказал ему: «не забудь выключить аккумуляторы!» и пошёл осматривать вертолёт, как мне это и предписывала технология работы. Не торопясь открыл грузовые створки... Неподалёку от меня копошились наши техники Андрей и Игорь, тоже выполняя послеполётный осмотр. Где-то далеко два раза громыхнуло крупным калибром. «Стреляют...» – задумчиво-тревожно произнёс Игорь. Мы с техниками переглянулись и я, помню, пожав плечами, сказал: «война, однако...», искренне в душе радуясь, что она громыхает ещё где-то далеко от нас... Подумалось: «Вот умеют же мониторить ситуацию в нашем офисе! Вопреки всей информации и общественному мнению – знают реальное положение вещей! А мы-то, паникёры, поверили всяким слухам и домыслам про перестрелки. В самом-то городе тихо, как в лесу!..»

Солдатики-пассажиры не спеша выходили на перрон. Игорь–бортпроводник копошился где-то в грузовой кабине, собирая свой рюкзак и экипажные пожитки. Игорь-техник зашёл в вертолёт, чтобы поторопить ребят, в душе почуяв неладное. Он подошёл к Володе и толкнул его в плечо:

– Ты чего сидишь? Стреляют...

Володя снял гарнитуру, так и не добившись от аэропса понимания, и стал собирать свою сумку.

В это время снаружи я, вдруг, услышал за своей спиной истошный крик командира:

 – Все в укрытие!!!

Смотрю, а он хватает наших солдатиков и выталкивает их с перрона на траву за вертолётом. Первая мысль, что пришла мне в голову: это то, что у Гены сорвало крышу... Работа, как ни крути, у нас нервная... Но в тот же миг я увидел, как в метрах в двадцати от нас на асфальте перрона один за другим взметаются маленькие пыльные фонтанчики, как бы по незримой кривой стремительно приближаясь к нам. Десять метров... Пять метров... Теперь уже и слух выдавал тревожную информацию: этот резкий свист, сопровождавший каждый фонтанчик, трудно спутать с чем-то ещё... Совсем недалеко что-то глухо ухнуло и пространство перрона наполнил хор мерзких звуков шрапнели: «дззз-звиу-уу... дззз-звиу-уу...» Два осколка с шипением вошли в густую траву бруствера, окаймлявшего территорию перрона метрах в пятнадцати от нас. Андрей, уже в движении, произнёс: «Стреляют, однако!..», озвучив уже и так всем понятный факт. Память не успела отметить в себе мои же собственные движения, как в следующее мгновение мы с нашими солдатиками уже лежали в ряд упавшим частоколом в небольшой травяной траншее метрах в двадцати от вертолёта. Это безупречно сработало подсознание – инстинкт самосохранения, тот самый, который, собственно, так не желал наших сегодняшних полётов...

Через минуту-другую из вертолёта с рюкзаком за плечом и канистрой кваса не спеша вышел Игорь–бортпроводник, изумлённо и перекошенно глядя на наше импровизированное лежбище. Не знаю, какие мысли посетили Игоря в первый момент, но в его глазах читалось полное недоверие к нам, как к разумным существам. Андрей махнул ему рукой: «Давай сюда, быстро!». И очередной далёкий хлопок миномётной мины с последующим зудящим звуком летящей шрапнели сделали своё не прямое, но полезное дело: привели нашего бортпроводника к осознанию реальности. Акробатический пируэт, и... Игорь уже лежит недалеко от нас, вжимая голову в плечи, как и все мы. Следом из кабины вышел Володя, которому со свистом пуль помог включить подсознание крик командира: «Ложись живо, твою......!!!» Володя – человек военный, его долго уговаривать не пришлось: в его 45 такой скорости и сноровке принятия упора лёжа мог бы позавидовать даже двадцатилетний гимнаст. Последним из вертолёта выпрыгнул Игорь-техник, успевший в последний момент (дай Бог ему здоровья за это!) выключить аккумуляторы, закрыть входную дверь и нырнуть к родному экипажу.

Пригибаясь и передвигаясь по волновой траектории, к нам подбежали ещё двое конголезцев из аэродромной службы и плюхнулись рядом со мной. В руках одного из них был кулёк с сыром, который Гена заказал ему купить ещё утром и, разумеется, благополучно уже о нём забыл.

– Я сыра купил, кэптэн, – сказал он на сносном русском, – Дэнги давай!

Нас с Геной от неожиданности пробило на хохот.

– Слушай, он же этот сыр тебе под пулями нёс! Да этот сыр теперь просто золотой!

Гена обнадёжил нашего чернокожего брата:

– Слушай, я заплачу тебе, братишка, вот только до денег доберусь, если жив буду...

Тот кивнул и обняв пока ещё свой сыр, вжался в траву. Я вдруг почувствовал, как от него пахнуло жутким винным перегаром. Вот она, формула храбрости!.. Они, наверное, петляли не потому, что от пуль уворачивались, а просто прямо идти не могли... Точно говорят: «Смелого пуля боится, в пьяного – фиг попадёшь...»

Не прошло, наверное, и минуты с момента, как мы собой примяли траву аэродрома – в дело пошла тяжёлая артиллерия: со стороны вулкана в сторону города начали работать гаубицы, миномёты, пулемёты и всякая стрелковая мелочь, преимущественно «калаши». Со стороны города к этому беспредельному хору добавлялись ещё и залпы танковых орудий. Аэродром оказался под перекрёстным огнём воюющих сторон. С соседней стоянки в нашу сторону подползал экипаж нефтеюганского вертолёта, который так и не успел взлететь.

– Мужики, можно к вам позагорать?

– Ложись, славяне, травы на всех хватит...

Свист очередного летящего снаряда окончил свою партию в нескольких сотнях метрах от нас взрывом и поднятым в небо грибом чёрного дыма над аэродромом – это, как потом оказалось, закончила своё существование автозаправочная станция.

– Прицельно кладут, гады...

– Как думаешь, Гена, через сколько они пристреляются к нам? Надо бы что-то делать...

– Что ты сейчас сделаешь? Бежать – словишь пулю. И, потом, куда бежать-то?

– Да вон, куда все солдаты бегут...

А солдаты, петляя и пригибаясь, бежали в сторону города, т.е. в южную часть аэродрома. Подумалось: «Им, пожалуй, попроще-то будет в «брониках» и касках»... На мне же была форменная белоснежная футболка, которая не спасла бы даже от укуса комара. Впрочем, уже не совсем белоснежная... Остальные ребята умудрились оказаться ещё и в комбезных куртках, да только это бы их и спасло разве что от комаров...

– Командир! , – кричал из своего укрытия наш бортпроводник, – Бежать надо!!!

– Всем лежать!!!, – грозно прикрикнул Гена, – Вон, не видишь что ли, к нам охрана бежит!

И действительно, с северной стороны аэродрома в нашу сторону мелкими перебежками семенили ооновские солдаты. Но в этом южном направлении бежали и те солдаты, что были южнее нас, поэтому слабо верилось, что кто-то бежал на помощь нам. Командир и сам вряд ли верил в эту бегущую на корточках помощь, но что-то внутри подсказывало, что на счёт «ещё полежать» он был прав.

Вскоре прямо над нами остановился невесть откуда возникший кузовной «Урал», с которого выпрыгнул индусский офицер ООН, весь упакованный в бронежилет с каской и полный боекомплект. Он что-то прокричал нашим солдатикам, которые в течении минуты почти влетели в кузов «Урала» и ...их и след простыл. Нас никто не позвал, а бежать под пулями за уезжающей машиной никому и не пришло в голову.

– Вот видишь, командир! Говорю же, валить отсюда надо! , – гнул свою линию бортпроводник.

– Я сказал ЛЕЖАТЬ!!!, – напустив на себя максимум строгости, крикнул командир и, словно, в подтверждение его слов прямо над нашими головами кучно просвистело несколько пуль.

– Так, ребята, ложитесь-ка пониже, что-то пульки низковато летят... Да что с этим аэропсом, ну возьми же трубку!, – Командир уже несколько минут тщетно пытался дозвониться дежурному офицеру.

– Так, ладно, что-то давно мы не общались с нашим начальством...

Старший группы сегодня терзал телефон командира после каждой посадки: «Гена, как у вас дела?» В этот раз он ещё не успел позвонить первым:

– Приветствую, Иваныч! Да, нормально у нас дела, – отвечал с наигранной бодростью Гена, – Ну просто замечательно! Лежим вот, всем экипажем на травке, загораем, художественный свист слушаем... Пули и шрапнель так красиво свистят!.. Рядом с нами ещё, вот, братья россияне загорают, так что нам не скучно...

Старший, видимо, не до конца поняв весь сарказм Гены, начал требовать подробностей и командир уже нормальными словами объяснил ему обстановку, в которой мы так случайно оказались...

– Гена, может всё-таки попробовать взобраться на борт, запуститься и таки взлететь? – внёс я свою лепту в сокровищницу советов.

– Да как мы запустимся-то? Только увидят, что крутятся винты – сразу нас в кабине перещёлкают, – отвечал за командира Володя.

– На запуске будете лежать в грузовой кабине, а я буду лежа в кабине подскакивать и нажимать свои рычаги, да кнопки: нажал – и тут же лягу, переключил – и тут же лягу..., – продолжал я свою версию нашего спасения.

– Да нереально это, – говорил Володя, – На взлёте нас тут же из пулемётов покрошат, не-ее, нереально...

– Да я так просто предложил, чтобы разговор поддержать, – выкрутился я и мы нервно хихикнули.

– Нет, взлетать сейчас пока точно не будем, – подытожил наш диспут командир, – Подождём, когда чуть стихнет, и там посмотрим. Может, будем пробираться в сторону штаба аэропса... Там вон, вижу, народ кучкуется...

– А если не стихнет?

– Ну оружие-то им надо перезаряжать..., – Гена улыбнулся, но как-то не по-настоящему  и с грустными глазами...

– Да уж... До штаба метров пятьсот будет. И мы ещё не знаем, что нас там ждёт...

– Вот где, спрашивается, наши Ми-24, которые ворошили это осиное гнездо?! Как бы сейчас их прикрытие нам не помешало бы! Ну где логика?! Они сейчас зачехлённые отдыхают на нашем аэродроме, а мы, без брони и оружия здесь оттопыриваемся... Бре-еед...

– Не они же решают, что делать...

– Так понятно, что это вопросы не к лётчикам... Мы же здесь тоже не по нашей просьбе оттягиваемся...

Последняя группа солдат миротворцев с северной стороны присела у нас за спинами на траве. Все полностью укомплектованы полным боекомплектом, будто ждали нападения... Да, ежу понятно, что ждали... Вот и на нас смотрят как на идиотов, мол, чего прилетели-то, об этом даже в интернете писали... Один из солдатиков поставил рацию и с кем-то коротко вышел на связь. Буквально в метре от него на уровне его пояса в траву с визгом шипя вошла шрапнель. Он даже не посмотрел в её сторону. Или глухо-слепой, или очень отважный... –  подумал я. Хотя, в бронежилете мы бы тоже себя бодрее чувствовали... Впрочем, если каждую пулю или осколок провожать взглядом – голова закружится. Солдатики снова поднялись и перебежками побежали прочь. Нам без «броников» и касок с ними не с руки... Хотя так хочется пробежаться прочь отсюда в их тёплой компании! Перрон большой, а мы такие маленькие, а пульки ещё меньше. Вероятность их попадания в любого из нас на порядки меньше, чем вероятность их непопадания... А может таки... Но вдруг в памяти зачем-то всплыли слова из Библии: «Не искушай Господа Бога твоего»...

Несколько минут как будто бы наступило затишье, но, вдруг, уже с правой стороны, но восточнее аэродрома  началась новая канонада.

– Руандиз, руандиз! , – показывая в эту сторону сказал мой сосед-конголезец.

– Что, это руандийцы стреляют?, –  спрашиваю удивлённо.

Конголезец с сыром кивнул.

– Ты что не знал? , – говорит Гена, – Руандийцы же на стороне повстанцев, они же и есть М-23 (повстанческое движение имени 23 марта – прим.авт.)...

– Так ведь руандийцы в контингенте ООН! Они что, против своих же воюют?

– Ну, типа того...

Несколько минут непрерывного крупнокалиберного огня снова сменились относительной тишиной. Лишь редкие шальные пули на приличной от земли высоте... Вдруг с восточной стороны аэродрома возникла огромная толпа местных гражданских жителей – не меньше сотни или полутора сотни человек и она двинулась куда-то в юго-западном направлении: женщины, старики, дети... Вид у них был настолько обречённый, что, казалось им вообще безразлично всё происходящее, включая и этот обстрел. Видимо, откуда они шли было намного страшнее и опаснее, чем здесь, так как они шли, казалось внешне, не торопясь и даже не пригибаясь. Возможно там, в той стороне аэродрома был какой-то выход через ограждения, или они просто шли в направлении, обратном нападению... Несколько подростков, вдруг увидев нас в траншее, бросились к нам и легли поодаль. Но эти наши «сырные» соседи-конголезцы вдруг стали что-то громко и грозно на них кричать на своём суахили, махая руками и прогоняя прочь. Пацаны взмолились, и хоть мы не понимали их язык, но было понятно, что они умоляют своих гонителей их не прогонять. Те, в итоге, видя, что гнать их себе дороже, оставили их в покое. Кто их поймёт, с их войной и ненавистью даже к своим соплеменникам... Понимают ли они самих себя?..

Постепенно плотность стрельбы с разных сторон стала снова возрастать. И, казалось, стреляли уже по всему периметру аэродрома...

Зазвонил телефон у Игоря-техника, слышу, как он интеллигентно и подробно что-то кому-то объясняет про неисправность одного нашего вертолётного оборудования...

– Ну да... Я прозвонил там все блоки... Да, да... Нет, неисправность не нашёл...

– Да скажи ты ему, что мы под обстрелом! Чего ты там объясняешь!?, – не то шутя, не то с раздражением, а, скорей всего со всем помаленьку, сказал ему Андрей.

– Вы знаете, Фёдорович, я сейчас не могу пока говорить. Тут у нас стреляют...

От безнадёжности и неопределённости волнами накрывает страх... Что с нами будет, когда они войдут на аэродром? Перестреляют или возьмут в заложники? Что с нами будет?... Вдруг приходит ощущение, что всё происходящее – нереально, и как минимум происходит не с нами...  Начинаю мысленно молиться... Господи... Сколько раз Ты сохранял мне жизнь... Иисус... Спаси нас и сохрани... Господи, прости нас грешных... Иисус, дай шанс всем нам, лежащим здесь под пулями всем сердцем уверовать в Тебя... Дай шанс тем, кто ещё не принял Тебя – прийти к покаянию... Не отними жизнь сегодня... Господи, ради славы Твоей и нашего свидетельства, огради нас от смерти и ран... Боже, сохрани наш вертолёт, чтобы мы могли на нём уйти...

В памяти вдруг всплывают слова Библии: «...Много может усиленная молитва праведного...»

Набираю на мобиле СМС-ку своей сестре во Христе в Одессу с просьбой за нас помолиться... Через некоторое время приходит ответ: «Молюсь». И я знаю, что сейчас святые люди молятся за всех нас...

Через сорок с небольшим минут нашего вынужденного отдыха мы вдруг увидели едущий по перрону микроавтобус. Водитель был в ооновском бронежилете и голубой каске. Аэропс! Машем рукой, но он нас не видит. Машина заехала на дальнюю стоянку, где стоял российский вертолёт и там остановилась.

– Уедет! Сейчас уедет!

И тут вдруг мой сосед-конголезец встаёт со своим сыром в полный рост и бежит к машине. Командир ему успел только крикнуть:

– Ложись, дурила!!! Убьёт ведь!

Тот на ходу, чуть повернувшись и покачиваясь, сказал:

– Санта Мария! Фсо будэт нормаль!

И он таки добежал до машины офицера аэропс, показал ему на нас и через минуту они уже были прямо над нами. Аэропс закрыл своей машиной сектор основного обстрела и замахал нам всем рукой:

– Быстро, мужики! По одному! Быстро, быстро!

Это оказался сам начальник аэропс – русский офицер ООН Михаил Фадеев.

В последний момент Андрей рванул к вертолёту, успел схватить свою сумку с документами, лежащую рядом с выходом, следом за ним Гена, как горная лань выхватил свою, Андрей захлопнул дверь и в следующую минуту мы с российским экипажем уже мчались по перрону на микроавтобусе. Возле штаба уже собралось несколько десятков человек: в основном персонал ООН, несколько человек из местной полиции и армии FRDC.

Здесь в расположении штаба мы были ограждены несколькими строениями от большей части сектора обстрела со стороны повстанцев. Но, к сожалению, с некоторых сторон для шальных пуль и осколков мы были вполне доступны. Ещё и сами строения были хлипкими и тонкими – из многослойной фанеры и дюраля – для пулемётной и автоматной очереди вообще не препятствие. Но более безопасного места на аэродроме уже просто не существовало...

Основная часть народа толпилась в самом штабе, кто-то бродил в небольшом узком пространстве между офисными одноэтажными сборными модулями, которые сейчас служили хоть какой-то преградой. Нам и россиянам досталась комната отдыха экипажей, что была в одном из модулей возле штаба. Там мы плюхнулись на стулья и перевели дух.

3.

– Игорь, доставай термосок с кормом... Мужики, – Гена обратился к соседнему экипажу, – Угощайтесь!

Командир российского экипажа Миша покачал головой:

– Спасибо, парни, сейчас ничего в рот не лезет... У вас, наверное, нервы железные, если вы в этой обстановке кушать можете...

– Нервы у нас никакие, просто следующая возможность что-нибудь переварить может выпасть очень не скоро...

Мы открыли термос с рисовыми блинчиками, которые мне вчера пришло в голову нажарить на завтрашний день. И они, в общем-то, очень даже сгодились.

– Просто есть правило, – продолжали мы уговаривать соседей, –  Война войной, а обед по расписанию. Вот сегодня эта поговорка именно про нас. Ну хотя бы кваску нашего попробуйте!

– Вот от кваса не откажемся... Во рту всё пересохло...

Напряжение немного сходило, это было видно по появляющимся улыбкам и всевозможным шуткам, которыми мы пытались ободрить как друг друга, так и каждый сам себя...

Оба командира пошли в штаб к аэропсу Фадееву, чтобы определиться с нашими дальнейшими действиями. Через некоторое время вернувшись, Гена и Миша были вне себя от негодования:

– Он не даёт нам разрешения на вылет! Даже, если наступит затишье! Мол, сидите, и ждите дальнейших распоряжений!

– Командир, так пока особого затишья-то и нет...

И действительно, общая интенсивность выстрелов спала, но одиночные выстрелы и беспорядочные короткие очереди не замолкали даже на минуту.

– Так даже если и появится окно и прекратят стрелять – мы не сможем взлететь! Руководство ООН в лице Фадеева нам это не разрешает!!! Я, говорит, послал запрос в Киншасу, а те будут запрашивать Нью-Йорк. И пока оттуда не придёт разрешение – вылет любого воздушного судна с любых площадок и аэродрома города Гома запрещён!

– Можно подумать, тут много воздушных суден... Четыре борта на весь аэродром... Да ещё эти, как их, «скелетоны»!.. («скелетонами» Андрей называл индусские «Ламы» за их скелетно-каркасную внешность – прим авт.) 

– Да пошлём его подальше! Как стихнет, предлагаю рвать когти на вертушки и драпать!

– Ага... А с грузом что делать? У нас полный борт чемоданов...

– А у нас полный вертолёт продуктов...

– Так, может, сбросить всё на перрон и ...вжжииик!

– Ага, вот именно, что «вжжиик!» Мы не знаем, пули шальные или, может, по перрону снайперы работают... А проверять что-то не очень хочется...

Вдруг послышался шум двигателей и хлопки вертолётных лопастей над аэродромом. Первая мысль мелькнула: «Наши Ми-двадцать четвёрки!» Нет, что-то звук другой... Мы выскочили посмотреть, кто эти отважные парни. Ими оказались те самые маленькие индусские «Ламы», которые одни за одним взмыли в воздух и умчались в западном направлении. Это потом мы узнаем, что их новым местом базирования станет наше Букаву...

– Так что, им можно, а нам нельзя?!

– Это военная разведка... Они не подчиняются нашему аэропсу, у них своё начальство...

– Так ведь смотри, они же смогли уйти!

– Да ты попробуй ещё попади в эту шуструю шмакодявку! Это всё равно, что по воробьям палить... С нами такой номер скорей всего не прошёл бы...

Пока мы обсуждали всевозможные варианты нашего побега, командиры начали терзать свои мобильники: необходимо, во-первых, поставить всё руководство в известность о случившемся, а во-вторых, всегда в подобных ситуациях надеешься хоть на какую-то помощь извне. Хоть и вполне ясно осознаёшь, что те, кто помог нам здесь оказаться, помочь выбраться отсюда просто не в состоянии...

Миша, с трудом дозвонившись до своего менеджера нашу общую ситуацию описывал просто:

– ...Что?.. Где мы сейчас находимся? Да мы сейчас находимся в полной ж......! Шмаляют со всех сторон, что головы не поднять! Сорок минут в траве лежали под пулями... Нет, сейчас укрылись в аэропсе... Да какой там закончилась!? Тут, похоже, всё только начинается!.. Местный аэропс вылетать нам не разрешает... Да пока и возможности такой нет... Но мы же не можем тут до утра куковать!.. Здесь до утра можно и не дожить!.. Давайте, что-то там решайте, как нам дальше быть...

Гена же, докладывая в очередной раз обстановку, как мне казалось, напротив, слишком переигрывал, изображая бодрость и спокойствие. Итогом, как я и предполагал, была временная дезинформация начальства. Когда Андрей спустя время разговаривал по телефону со своим техническим руководством, то те сказали ему, чтобы он не заливал про непрекращающийся обстрел: «Да твой командир только что говорил со старшим группы и доложил ему, что у вас уже всё в порядке! Мол, вы уже в полной безопасности и у вас всё замечательно!»

И когда Гена в очередной раз сокрушался по поводу, что ни менеджеры, ни офис « не чешутся» по поводу решения вопроса о разрешении на вылет, я сказал ему:

– Гена, если ты хочешь, чтобы офис что-то решал, то не лепи им, что у нас «всё замечательно»! Я понимаю, что нам всем хочется выглядеть бесстрашными, но надо отражать реальное положение вещей. Тогда, может, и помощь будет адекватной.

Гена в ответ фыркнул, кивнул, дав мне понять, что, мол, «не учи учёного, не мочи мочёного...»

Нервы, конечно, у всех были на взводе, но я прекрасно понимал, что тяжелее всех сейчас именно ему. Он несёт ответственность, как за свой экипаж, так и за каждое своё решение. У офисного начальства всегда есть лазейка спихнуть свою недальновидность на «ненадлежащее качество исполнения» или на прерогативу командирского решения: мол, всё равно за ним было последнее слово – должен был поступить согласно обстановке. В итоге, положительный исход дела – это мудрость руководства, а отрицательный исход – неграмотное решение командира... Да ещё, не дай Бог, повлекшее гибель членов экипажа или вверенной им дорогостоящей технике... И в данной ситуации, любой офисный работник рисковал в худшем случае своим креслом. На весах же решения командира были наши жизни и вертолёт, если он, конечно, ещё цел...

Когда нас ещё только привезли с обстреливаемого перрона в этот закуток штаба, один из наших ребят, слышал, как у ворот солдат FRDC говорил ооновскому солдату, мол, ночью нас всех тут вырежут... Это, конечно, не могло добавить нам оптимизма, но, теперь мы понимали одно: до ночи нам нужно любой ценой вырваться из этой блокады...

– Ладно, до захода солнца ещё есть немного времени, пока ждём, что скажет Нью-Йорк, – подытожил наши коллективные раздумья Гена. Тут из штаба к нам зашёл один из дежурных офицеров movcon (movement control – служба отдела перевозок) и принёс грузопассажирские манифесты.

– Командир, так это значит нам дали «добро» на вылет?!, – не на шутку обрадовался наш бортпроводник, можно вылетать!!!

– Ничего это не значит!, – рявкнул Гена, – это он принёс старые манифесты, с которыми мы должны были вылетать, если бы не начался обстрел.

– А мне кажется..., – не унимался Игорь.

– Крестись, если кажется! Мы все сидим здесь и пока ждём решения ООН.

 Как вдруг автоматные и пулемётные очереди раздались в нескольких десятков метрах от нашего укрытия.  Бой шёл уже на перроне.

– Всем на пол!!!, – проорал Гена, но ему уже не обязательно было нас всех так пугать – оба экипажа и дежурный офицер и без того уже слетели со своих стульев и распластались на полу. Дежурный офицер подполз на карачках к входной двери и прикрыл её, хотя в качестве щита она была слишком хлипкой...

Хуже всего было не знать, кто стреляет, куда стреляет и зачем. Бой шёл очень долго, время от времени солировал ДШК, подавляя огонь с противоположной стороны. Его глухие монотонные хлопки ещё больше вдавливали страхом нас в пол. Для этого пулемёта, стреляй он в нашу сторону, вообще здесь не было бы ни одной преграды – он бы прошил насквозь все эти стены-перегородки со всеми, кто в них находился. Но, слава Богу, он был не во вражеских руках... Большую часть времени молотили «калаши», им в ответ отвечали их собратья с обратного направления. Противоборствующие стороны были между собой уже куда ближе, чем вначале... Стрекот очередей и свист пуль заполняли собой всё звуковое пространство. Казалось, что других звуков в мире больше просто не существует... Снова пришло ощущение какой-то сюрреальности происходящего. Вот сейчас надо проснуться, вот только надо проснуться, а то этот кошмарик что-то слишком затянулся...

Я снова начал молиться... Знаю, Господи, ты слышишь меня... Знаю, что ничего не происходит в этом мире без Твоей воли... И то, что сейчас происходит – по неведомой нам причине – должно было произойти... На всё Твоя воля... Господи, среди нас много грешников, неверующих людей... Господи, не лиши никого здесь шанса прийти к Тебе... Помилуй нас, Иисус... Снова всплыли в памяти слова Христа из Библии: «...где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них....» Отправляю ещё СМС-ку своим одесским друзьям – семье пастора моей Церкви с просьбой молитвы за нас, и приписываю в конце наказ: ничего не говорить жене... Знаю, что вся Церковь будет вскоре за нас молиться, а это – великая Сила, о которой я знаю не понаслышке... Господи, спасибо Тебе, что призвал меня в Тело Христово, что могу рассчитывать на Твою защиту и покровительство...

От молитвы вдруг стало легче на сердце, отошли страхи и уныние...

Но время предательски остановилось. Больше часа шёл этот бой, но, наверное, всем нам он показался тремя вечностями... Тело затекло от твёрдого пола. Когда его последний раз мыли?.. Безобразие... После войны надо будет сделать замечание... Тоже мне – комната отдыха экипажей! Как можно отдыхать в такой грязи?! Постепенно пальба перемещалась в сторону противника, выстрелы становились глуше, а оттого менее устрашающими. Постепенно, один за другим, мы, кряхтя, медленно поднимались, чтобы сесть на стулья... Осторожно, не торопясь, чтобы если вдруг что – резко снова принять упор лёжа... Вдруг, словно невидимый дирижёр взмахнул своими палочками и наступила тишина... Народ вышел из своих укрытий и все побрели к штабу, который из строений был ближе всех к перрону. Начинало смеркаться. Видимых разрушений не было, наши вертолёты и самолёт сиротливо белели вдали. Мне тогда показалось, что их расположение на перроне – самое из возможно удачных. Если бы нас поставили на противоположную сторону стоянок и ближе к штабу аэропса, то наша ласточка оказалась бы практически на линии огня – с направления вулкана в сторону города. А так техника оказалась с краю, а значит, шансов найти её исправной у нас было больше. Только бы осколки не пробили топливные баки и гидросистему...

Затишье было недолгим. Сначала снова раздались редкие автоматные очереди одиночными, словно кто-то дразнил кого-то исподтишка. Потом начали стрелять в ответ, и вот уже снова пошла пальба длинными очередями. Народ, толпившийся у штаба на улице, снова подтянулся внутрь и начал располагаться на полу. Мы тоже решили больше не уединяться, а остаться, где все. Тем паче, что здесь мы были у непосредственного источника информации – начальника аэропса Фадеева, к руке которого уже почти приросла телефонная трубка. Иногда даже казалось, что он разговаривает сам с собой, а трубку держит лишь для того, чтобы его не сочли сумасшедшим. На самом деле, сюда звонили отовсюду, кто желал получить доклад о происходящем, кто звонил поддержать, кто получить распоряжения. Правда, последних было намного меньше. Мы теперь уже знали, что сам Генсек ООН Пан Ги Мун собрал в Нью-Йорке срочное совещание по поводу наступления повстанцев М-23 на Гому, что вылетать всем отсюда запрещено, что подняты все местные силы, чтобы спасти ооновский персонал, попавший в окружение. Мы, лётно-транспортное звено здесь контрактники – вольнонаемники ООН. За спасение нас, отдельно взятых, никто бы даже пальцем не пошевелил. Но за своих штатных сотрудников ООН борется. И, в общем-то, совсем не плохо, что мы, благодаря Фадееву сидим на полу здесь, среди штатного персонала, а не лежим на траве аэродрома, которая, как уверяет группа «Земляне» снится всем космонавтам... Нам эта трава, возможно, тоже будет ещё долго сниться, только совсем в другом качестве... И, несомненно, положительным для нас моментом оказалось то, что генеральным миротворческим руководством было решено использовать всю технику, имевшуюся в наличии, для экстренной эвакуации ценных работников миссии, как только представится такая возможность. Это некоторым образом возвращало нас из положения спасаемых в привычный статус спасателей, что в данной ситуации и нам самим повышало шансы на выживание...

Мы теперь знали, что реальный захват Гомы, как и передавало «сарафанное радио», начался ещё задолго до нашего прилёта сюда. Что сегодня повстанцы предложили временное перемирие до 15.00 местного времени якобы для разрешения каких-то вопросов и условий. Что на самом деле, это был их стандартный ход, который они применяли уже не раз за всё время боевых действий в Конго. Они просто выиграли время, чтобы подтянуть основные свои силы к северной стороне города. Мы сели в Гоме в 14.43, а выключились в 14.47 – за 13 минут до предполагаемой атаки. Но то ли часы у повстанцев спешили, то ли у какого-нибудь полевого командира нервы сдали, но стрелять они начали в 14.45, т.е. за две минуты до выключения нами двигателей. Значит, несколько минут мы даже не подозревали, что в воздухе вокруг нас уже летает смертоносный свинец...

Мы теперь знали, что на окраине Гомы есть ооновский лагерь HQ, где находится ещё один нижневартовский вертолёт и что ребята тоже пытались получить «добро» на вылет с Гомы. Фадеев при нас говорил с их командиром:

– ...Ну сколько раз я тебе могу объяснять, что Нью-Йорк не даёт разрешения на вылет, а не я. Я сам сижу на полу полдня под обстрелом и не дёргаюсь. По мне так лети, куда хочешь. Но я тебе гарантирую, что если вылетишь, то твоя авиакомпания навсегда может забыть про работу на ООН. Из-за тебя потом выведут все самолёты и вертолёты твоей АК из всех ооновских миссий! Наверное, вы, ребята, ещё не поняли, где вы оказались... Всё, давай, мне некогда, удачи!

      Подбежал откуда-то со стороны перрона конголезский офицер FRDC и стал всех спрашивать: нет ли здесь хоть какого-нибудь врача, мол, где-то там ранены люди, им срочно нужна медицинская помощь. Но врача среди нас не было, и он убежал куда-то в северную часть аэродрома, видимо, в поисках своих...

      Быстро спускалась темнота... Единственное помещение, где горел свет – было нашим. Кто-то из нас первым осторожно предложил:

– А не выключить ли нам свет?

Его предложение мы сочли благоразумным, и Гена громогласно объявил о необходимости выключения света. Но местные офисные работники наше пожелание проигнорировали – свет им был нужен для срочной работы. Фадеев, параллельно с телефонными переговорами, всё время перекладывал какие-то папки, вытаскивал их из шкафов, складывал на столе, что-то там перебирал. Двое других его помощников занимались тем же на своих рабочих местах, только телефон их грузил намного меньше. Было понятно, что штаб здесь уже был обречён, и им нужно было не то спасти самые важные документы, не то их уничтожить. Поскольку это никак не влияло на скорость и аэродинамику нашего вертолёта, мы глупых вопросов «что» и «зачем» не задавали.

Продолжая свои бесконечные телефонные переговоры, Фадеев, вдруг, прервав с кем-то разговор, обратился к нам:

– Мужики, вы в лагерь украинских миротворцев жить поедете?

Мы все дружно закивали головой:

– Конечно, поедем! Для нас это самый лучший вариант!

– Да, они согласны, высылай за ними транспорт! Что? На чём?.. Да нет, какой микроавтобус!? Дорога простреливается насквозь! Во! Давай! Парни, на бронированном джипе поедете?, – это он снова спрашивал нас.

Мы переглянулись:

– Дык нас десять человек – два экипажа! Не войдём, однако!

– Ничего, сделаем две ходки. До лагеря тут меньше километра.

Всё это время Фадеев искал варианты, договаривался за всех нас, кто оказался здесь. В общем-то, наше общее счастье, что именно этот человек нынче руководил штабом.

Время снова будто остановилось. На полу, где людьми был занят каждый квадратный сантиметр, сидеть было неудобно. Некуда было вытянуть ноги, затекала пятая точка, но вставать во время постоянной стрельбы не хотелось. Не прошло и вечности, как мы дождались...

          Вместо бронированных джипов за всеми нами приехали БТРы с парнями из уругвайского батальона миротворцев. Народ вскочил с пола и бросился к спасительной броне. Нельзя было себе даже подсвечивать дорогу мобильником, а на улице уже была кромешная темнота. В суете и толкотне мы не заметили, в какой БТР сел наш братский нефтеюганский экипаж. Выкрикивая друг друга, нам удалось, таки, своим экипажем попасть в одну машину. С нами туда забрались ещё люди, причём в количестве явно превышающим число посадочных мест. Но в тесноте, да не в обиде! В темноте я упёрся во что-то мягкое, когда вдруг понял, что это ноги уругвайского пулемётчика, который сам стоит в люке по пояс сверху с пулемётом. Наконец мы тронулись в путь... Экипаж БТРа всё время что-то громко кричали друг другу и, может быть, даже и хорошо, что мы их не понимали – меньше было страху. Пули нам здесь уже не угрожали. Главное только, чтобы не лупанули из гранатомёта...

Фадеев в «бронике» и каске ехал в колонне с БТРами один на обычном небронированном джипе. Видимо, не хотел занимать чьё-то место под броней, хотя бронежилет и, тем более, каска не могли железно гарантировать безопасность от пуль и осколков. Сначала мы остановились в уругвайском лагере. Все, кроме нас вышли, и уругвайский офицер стал предлагать то же самое сделать и нам. Мы стали ему объяснять, что нам нужно к нашим украинским братьям в соседний лагерь, тот отвечал, что у него нет на это полномочий. И снова нам на помощь пришёл Фадеев, отдав нужные распоряжения, хлопоча о нас, как о своих родственниках... Храни Бог этого человека, настоящего русского офицера, честного и бесстрашного, фактически дважды за этот день спасшего наши жизни!..

Мы двинулись в украинский лагерь, до которого пешком можно было бы дойти за несколько минут... Только в другой жизни...

В какой-то момент нам показалось, что  уругвайцы заблудились. БТР начал разворачиваться в обратном направлении и чуть накренившись, стал буксовать в какой-то яме. Уругвайцы что-то истошно кричали, пытаясь перекричать рёв моторов... Мне подумалось, что, это был бы, наверное, самый неподходящий момент в моей жизни для того, чтобы застрять на дороге. Мы тут же стали бы самой простой мишенью даже для юного стажёра-гранатомётчика... Но Господь миловал нас и БТР несколько раз взревев, вывернул на дорогу.

               Украинские военные нас уже ждали. Открылись задние створки БТРа и вот уже перед нами распахнулись большие белые ворота, мы вошли внутрь. Когда караульный за нами задвинул массивную задвижку ворот, мы поняли, что сегодня мы не умрём...

4.

               Встретили нас очень приветливо, словно старых знакомых. Впрочем, для некоторых из нас это так и было. Наш техник Андрей, в недалёком прошлом офицер украинской армии, чуть ли не с порога стал встречать здесь своих бывших сослуживцев. Но парни с украинского миротворческого батальона и нам жали руки, словно мы с ними как минимум ходили в разведку...

– Ну шо, хлопцы, натерпелись... Зараз усе буде добре...

Офицер, что встретил нас у ворот, повёл нас сначала к начальнику штаба Сергею Шаповалову, исполняющего обязанности командира части. Нас принял добродушный усатый офицер плотного телосложения, справился о наших пожеланиях, из которых у нас важными были только два: помыться и лечь.

– Ну, надеюсь, покушать вы не откажетесь?

Мы дружно кивнули. Только в этот миг мы поняли, что жутко проголодались.

– А мне сообщили, что вас будет больше – десять человек, вместе с российским экипажем.

– Так их к вам не привозили?! Вот это да... Значит, они должны быть в уругвайском лагере, куда сначала и нас хотели определить.

– Хорошо, мы сейчас вышлем туда бойцов... Так, теперь про воду... Вода у нас обычно в лагере до 20.00, но сегодня ради вас мы её отключим в 22.00. Воды у нас осталось на три дня, приходится экономить... Мы её набираем из озера, а сейчас сами понимаете, к берегу добраться стало сложнее... Медпомощь никому из вас не нужна? Все целы-здоровы?

– Нет, спасибо, слава Богу! Бог миловал...

– Ну, тогда не буду вас больше держать, отдыхайте... Койками, чистым бельём мы вас сейчас обеспечим...

           Встретивший нас офицер повёл нас в другой конец лагеря только ему видимыми тропинками в кромешной темноте.

– Свет пока не включаем, сами понимаете... Сегодня у нас тоже тут было весело...

– В лагерь ничем не попадали?

– Нет, в сам лагерь не попали... Свистело всё над нами. Одна мина прилетела в детский садик вон там, недалеко от нашего забора. И ещё две мины вон там, возле школы...

          Что здесь больше всего ласкало взор, так это высокие, где-то по 2,5 м заборы с колючкой. Не надо пригибаться и думать о шальных пулях... Главное, чтобы какой-нибудь умник гранату не забросил... Но если Господь хранил нас до этого часа, значит не оставит и после...

          Пока шли к месту нашего будущего ночлега, несмотря на предупреждение офицера, я умудрился провалиться ногой в колодец и больно её исцарапать об острый край люка. Но всё это казалось теперь такой смешной ерундой, что я забыл о ноге уже в следующую секунду...

          Нам выделили одну комнату-модуль на шесть человек, и нам здесь показалось так уютно и комфортно, что уже никуда не хотелось идти... Страх, оказывается, это удивительная вещь... Помимо вреда, который он приносит здоровью через увечные нервы, он ещё и объединяет, и, ко всему прочему, помогает радоваться условиям, которые бы показались невыносимыми в обычной жизни. Но всё-таки, пожалуй, лучше бы без него...

          По дороге на ужин в столовую нам встретились мужчина и девушка в гражданской одежде. Это оказался командир и бортпроводница с того самого самолёта SAAB, который стоял на аэродроме по соседству с нашим вертолётом. Их ещё до начала боевых действий вывезли сюда в лагерь, где они и пересидели всю эту кошмарную жуть. Во время пальбы они сидели в лагерной бане – настоящем, по правде сказать, бомбоубежище с полуметровой (а, может, и больше) толщиной стен. И хоть наши и их воспоминания об этих событиях будут иметь разную эмоциональную окраску, хорошего в них будет мало...

          В столовой на ужине мы встретили ещё одного нашего знакомого. Это был мой земляк и тёзка Дмитрий – украинский спецназовец, с которым мы познакомились на одной из горных лагерных точек индусского батальона ООН. Там он был старшим офицером по приёму сдающихся в плен комбатантов – местных боевиков с оружием. Мы тогда туда перевозили солдат, а Дмитрий улетал с нами в положенный ему отпуск. Отпуск, который в итоге не состоялся из-за событий в Гоме. Вспоминаю наш диалог при первой встрече:

– Привет, меня зовут Дмитрий.

– Привет, меня тоже.

Мы улыбнулись.

– А вы откуда мужики? Я смотрю вертолёт украинский.

– Да все по-разному. Я с Одессы.

– Да ты что! И я с Одессы!

Уже смеёмся.

– А где ты в Одессе живёшь?

Объясняю ему свой адрес, а он мне свой – оказалось почти соседи. Тогда я ему говорю:

– Вообще-то, тёзка, я в Одессе с 2004. А родом я и почти всю жизнь прожил в Новосибирске.

Смотрю, а у Димки округляются глаза:

– А я с Иркутска... А моя сестра с Новосибирска... Вот это жесть...

Тут уже округляются и мои глаза:

– Слушай, ну это ж надо! Полжизни прожить земляками в разных частях света и таки встретиться в дремучих горных джунглях в Африке!!! Обалде-еееть...

– Да не говори... Вот это Земля квадратная...

– Так, надо обменяться телефонами... Как-нибудь дома шашлычок пожарим!..

           Сегодня Димка меня увидел первым:

– Привет, тёзка! И тебя сюда угораздило!?

Мы обнялись. Димка, и без того здоровяк, казался ещё в полтора раза больше из-за бронежилета и полного боекомплекта на нём.

– Слушай, мы тут собираемся ещё какой-то российский экипаж искать, ты не знаешь, где они могут быть?

– Так они же с нами были с самого начала войнушки! Их, скорей всего высадили в уругвайском лагере.

– А у вас нет их телефона? Чтобы нам не искать иголку в стоге сена, да ещё в кромешной темноте...

– Нет, ёлы-палы, телефонами мы что-то не додумались обменяться...

Тут к разговору подключился Гена:

– Парни, подождите, не выезжайте. Дайте нам минут пять, мы сейчас попробуем вычислить их телефон.

И Гена начал звонить нашему братскому экипажу в городе Бени, чтобы тот связался с нефтеюганским менеджером в городе Бунии, где наверняка есть телефон командира этого экипажа. Логика у нашего командира работала что надо. И, в конце концов, эта цепочка сработала! Андрей набрал на своём мобильнике номер и выяснил у российского командира Миши, где они, как они, и чтобы были наготове и ожидали украинский спецназ. Через некоторое время россияне уже застилали койки через стенку от нас.

          Потом мы в гарнизонном душе горячей водой смыли с себя всю пыль и грязь минувшего дня и пошли на ночлег. Мы ещё не знали, что будет со всеми нами дальше, каков план руководства и какие прогнозы у этой войны. Утро вечера мудренее...

5.

                   Затишье, наступившее где-то в районе 10 вечера 19 ноября, закончилось около 4-х утра 20-го. Я ещё подумал, что именно в это же время начали наступление фашисты в далёком 41-ом... Удобное время для атаки – спать хочется как никогда... Но после первой канонады я уже заснуть не смог. Сначала пальнули несколько раз из танков, затем один за другим стремительно подключились автоматы и пулемёты. К шести утра проснулись уже все из нас (а, скорее всего, как и я изображали спящих с 4-х утра, потому что спать в таких условиях может либо абсолютно глухой, либо человек с ампутированными нервами). К этому времени уже шли ожесточённые бои и в центре города, и по его окраинам. А к семи утра автоматные очереди уже молотили прямо за нашим забором.

– С днём рождения, Владимир Александрович!, – крикнул Гена вместо «доброе утро!». Командир должен помнить дни рождения членов своего экипажа.

– Вау! Вовка, вот тебя угораздило родиться в этот день! Ну, поздравляю, дружище! Здоровья тебе, всех благ, выбраться из этой передряги и чтобы никогда больше пули не свистели над твоей головой!

– Слушай, а я думаю, что это за салюты палят с ночи!? А это Гома отмечает Вовкин день рожденья! А мы-то решили: война, война...

Все сонные подходили и жали руку именинника.

– Спасибо, мужики, спасибо..., – Володе было приятно, что даже в таких, мягко говоря, некомфортных условиях экипаж вспомнил про его праздник...

– Да, Володя, у тебя, по сути, сегодня уже второй день рождения... Не погибнуть – считай ещё раз родиться!

Тут зашёл мой земляк Димка, держа в руках ботинки, которые он обещал показать Володе ещё несколько дней назад, на той точке, где мы его забирали. Ему они были не нужны, и Володя хотел у него их купить, если подойдут по размеру. Димка застал нас как раз за поздравлением Вовы и поняв, в чём дело, тут же вручил ему их как подарок: «С днём варенья!»

– Не знаю, как ты, Вовка, а я бы такой день рожденья всю жизнь помнил...

– Так я и буду его теперь всю жизнь помнить... 

         На завтрак была перловка – известная как «дробь 16», когда-то мной, солдатиком, съеденная в количестве, наверное, ванны, а то и двух за долгих два года службы... Солдатская еда показалась мне сегодня фантастически вкусной. Встретились с братьями-россиянами, обменялись с ними планами и мыслями за нашу дальнейшую жизнь. Возвращаться в модуль, где мы провели ночь, они не захотели: там сразу за стеной забор, а за забором стрельба. И Миша сказал, мол, лучше мы в центре лагеря посидим в беседке-курилке. Но посидели они там недолго: пролётная пуля дзвинкнула в металлический столб над их головами и куда-то ушла рикошетом вниз, и россияне снова вернулись на койки... Подошли офицеры лагеря и сказали нам, что ооновское руководство нам передало, чтобы мы были в полной готовности выдвигаться на аэродром, как только стихнет (если только стихнет). Нам нужно будет не только взлететь с аэродрома, но и ещё умудриться сесть на окраине города на вертолётную площадку HQ-лагеря ООН, чтобы эвакуировать оттуда каких-то VIP-персон. В грохоте орудий и очередей в нескольких метрах от нас и по всему городу, эта задача нам показалось, мягко говоря, нереальной...

–  Они там что думают, что у нас как у кошек по нескольку жизней? Или что наш вертолёт противоминоударный?!.. Весь город под огнём!

– Нас пока ещё никуда не вывозят. Ждём разрешения на вылет.

– А... На самоубийство теперь можно получить разрешение... Это обнадёживает...

В общем, настроение было так себе... Это, видимо, что-то есть такое в звуках свистящих снарядов и летящих пуль и осколков, что негативно действует на нервы человека. Но этот самый человек – такое удивительное существо, которое так быстро ко всему привыкает... Уже через час-другой нашего ожидания разрешения на ...выезд на аэродром, мы сидели на койках и, пытаясь перекричать заглушающую нас стрельбу, травили анекдоты, вспоминали забавные случаи из жизни – в общем, пытались максимально отвлечься от реальности. Со стороны всё это выглядело, наверное, слишком сюрреально: если бы я увидел такую картину в фильме, то обвинил бы режиссёра в фальши и неправдоподобности...

          Мой тёзка-земляк жил в модуле напротив нас вместе с Женей – таким же молодым спецназовцем. Это они вчера привезли россиян в лагерь. Вытащив из дырявой памяти все подходящие анекдоты, мы вспоминали наши командировки, выясняли, кого больше всех уже достала эта Африка: кого Дарфур, кого Сомали, кого Кот-д’Ивуар, кого Конго... Нынешнее Конго достало уже всех...

          Потом кто-то принёс на сорочьем хвосте крайнюю информацию: мол, Гома уже практически в руках повстанцев, что гражданский аэродром сдан, но наш военный пока ещё не взят. Что, мол, повстанцы предупредили войска ООН: если вы по нам больше не стреляете, тогда и мы не будем. Иначе давно бы уже, наверно, гранатами забросали...

– А интересно, всех повстанцев предупредили, что по нам стрелять не хорошо?.. Вдруг у какого-нибудь снайпера в мобиле батарейка села?..

– Да, да!.. Вопрос не праздный, в городе давно уже света нет!..

          Потом мы проверяли профессиональный слух спецназа: Женя и Дима должны были точно назвать марку и калибр орудия по его выстрелу:

– Это щас шарахнул танк Тип-62, это вроде нашего Т-54, калибр 85... А вот это хлопает ДШК, калибр 12,7... Вот это сейчас лупанул миномёт, калибр 120...

Время снова остановилось... Но даже остановленное время имеет свой конец.

– Экипажи, на выезд!!!

Быстро хватаем свои пожитки, коих у нас три сумки на весь экипаж. Мои вещи со всеми документами так и остались тогда на вертолёте, что больше любого из нас давало мне стимул вернуться на родной борт.

Возле БТРов, на этот раз марокканского батальона миротворцев, творилась суета... Российский экипаж уже сидел в первой машине, мы садились в третью.

– Слушай, а что, «броники» нам не дадут?

– Да не получается... У них на 157 человек – 150 бронежилетов... Если они нам отдадут 10 «броников», у них 17 человек останутся без них... То же самое и с касками...

– Понятно... Ну, будем надеяться, что снайперы сегодня у них на больничном...

Украинские военные упросили нас взять с собой в БТР несколько коробок с консервами  – для экипажей Ми-24, что стояли сейчас у нас в Букаву. Их туда перебросили экстренно, без еды, денег, некоторые даже не успели взять личные вещи...

– Если получится, парни, загрузить эти коробки в вертолёт, то передайте их нашим хлопцам...

– Апчём речь, мужики! Если живыми доберёмся, накормим ваших орлов...

         Часть коробок поставили у нас в ногах, а часть закинули сверху на крышу БТРа – дополнительная защита пулемётчикам, – смеялись мы... Хотя, по правде сказать, смех нам сейчас давался с трудом... Бои уже переместились в центр города и его южные окраины. Была надежда, что аэродром сейчас не под обстрелом, хотя по звуку стрельбы это определить было почти невозможно. Это была игра ва-банк... Мы обнялись с новыми и старыми друзьями, помахали им через задние створки машины, и они за нами закрылись... Трудно было сказать, кто кому был должен больше сочувствовать и желать удачи: они нам, едущим в неизвестность, или мы им, остающимся в неизвестности...

Марокканский БТР имел более мягкую подвеску, чем вчерашний уругвайский. Доехали быстро, нигде не застряли, не заблудились – ясный день на дворе! Когда наш БТР подъезжал к вертолёту, у россиян уже гудела ВСУ и начинали раскручиваться винты. БТРы встали кругом, окружив наши вертушки, пулемётчики кругом развернули стволы, а мы внутри защитного кольца начали быстро готовить свою ласточку к взлёту. Сначала мы быстро избавились от чемоданов дембелей-индусов. Ни один грузчик мира не смог бы сравниться сегодня с нами по скорости разгрузки. Когда к нам подъехала машина индусского батальона за своими чемоданами, те уже штабелями лежали на той самой траве, где ещё вчера загорали мы. Техники Андрей и Игорь по просьбе наших украинцев-военных побежали в их бывшие ангары, чтобы забрать вертолётное водило – приспособление для буксировки вертолёта (у Ми-24 своё, особенное, от Ми-8 не подходит), которое те забыли, когда перебазировались в наше Букаву. С ними побежали два солдатика-индуса в «брониках» и касках, прикрывая наших ребят собой. Гена умудрился со скоростью свиста смотаться в штаб аэропса, так как от него это потребовало наше офисное руководство (подумаешь там пули какие-то! Ты, главное, подпиши все манифесты, чтобы к нам со стороны ООН не было претензий!). Выяснилось, что ни в самом штабе, ни где-то в радиусе выстрела кроме нас на аэродроме никого нет. Марокканцы нас уже торопили, видимо, заметили активность повстанцев в нашем направлении. Нефтеюганцы взлетели и над самой землёй ушли прочь. Слава Богу! Теперь и наш черёд. Они сейчас должны сесть на площадку в HQ-лагере, забрать людей и уйти в Букаву. Мы же должны будем дождаться их взлёта (площадка-то одна!), тоже забрать людей и за ними идти на Букаву. Но ждать придётся, кружась в небе над озером, так как каждая лишняя секунда пребывания на аэродроме – смерти подобна... Бои идут за пределами аэродромных заграждений, практически без передышки, но в нашу сторону, кажется, пока ещё ничего не прилетело... Пока...

– Все в вертолёт!!!

Уговаривать никого не пришлось. Если бы мы так слаженно и быстро работали всегда, то, наверное, уже бы стёрлись по пояс... Запуск прошёл стремительно, минуя все читки карт и листов контрольных проверок. Слава Богу, многолетний опыт плюс желание жить не подвели. Впервые мы запускались и взлетали с аэродрома без разрешения вышки и кого-либо ещё. Просто разрешать здесь уже было некому... Над самым перроном перешли на косую обдувку – благо пустой вертолёт! – и, круто развернувшись курсом на площадку, на высоте 20-25 метров помчались над крышами города...

– Так, смотрим внимательно столбы, вышки, высотные строения – подсказываем!..., – дал нам распоряжение командир, выжимая из вертолёта его максимум. Шасси, казалось, едва не касались крыш домов, пролетающих под нашими ногами, скорость была близкой к предельной и небольшое скольжение – попасть сможет только профи. Но будем верить, что они сейчас заняты другим делом...

– Командир, справа вышка, слева ЛЭП, с этим курсом мы проходим чётко между ними...

– Наблюдаю...

– По курсу высотное здание! Лучше справа, слева мачта!..

– Принял... Наблюдаю...

Володя уже связывался с аэропсом HQ-лагеря и россиянами:

– Мужики, ну что, где вы?

– Мы уже сели, выгружаем наш груз и ждём пассажиров... Как дела у вас?

– Мы уже над городом, подлетаем к точке, будем вас ждать над озером... Если можно, поторопитесь, мужики, у нас топлива в обрез...

– Понял... Будем стараться, держитесь!

Пролетев над одной из площадей города, увидели там добрую сотню ликующих людей в гражданском, машущих руками. Или повстанцы, или сочувствующие им жители города... Не иначе, митинг по случаю взятия... Ну кто их может понять?!..

Уклоняясь от высотных опор и радиовышек как в слаломе, мы прошили город и вышли к берегу озера Киву...

– Вон площадка, наблюдаю! Россияне ещё не загружаются, но винты молотят...

Начинаем кружиться в нескольких милях от берега. Через несколько минут на связь с нами выходит Миша:

– Парни, этот аэропс заставляет меня выключать двигатели! Говорит, у нас VIP-пассажиры, мы не можем их так садить!

–  Так скажи этому умнику, что у нас топлива осталось на пять минут покружиться и мы уйдём в Букаву! И пусть потом ждёт следующую ходку до вечера!

– Понял, щас я ему скажу!..

Мы продолжаем нарезать круги над самой водой... Топлива, зараза, не прибавляется...

Через пару минут Миша кричит:

– Всё нормально! Убедил я этого балбеса! Уже начинают посадку пассажиров. Через пару минут, надеюсь, уже взлетим!

– ОК!..

Российский борт, как перекормленный голубь, видно, что загруженный по маковку, начинает отходить от площадки над самой водой... Тут же следом садимся и мы. Ещё на подлёте аэропс нам сказал, чтобы мы на площадке выключились, так как им нужно время для оформления документов, ради экономии топлива и безопасности VIP-пассажиров. По бюрократии оония, наверное, переплюнула бы даже нашу страну советов! Даже под угрозой обстрела так необходимо составить все грузопассажирские документы и собрать все подписи, словно именно соблюдение этих правил спасёт людям жизнь, а не сама эвакуация...

И снова время растянулась как пережёванный «Орбит» без сахара... Стрелки часов только что не крутились в обратном направлении...

Но вот, наконец-то, и наши уважаемые... Телохранители, закрывая своим телами, ведут какого-то важного местного босса с его семейством, следом, поспешая, ведут разношёрстный народ, в основном африканского происхождения с их детьми, чемоданами, баулами, сумками... Понятное дело, вес никто не считает, грузовая кабина заполняется практически до потолка. Нашим техникам остаётся место возле самой кабинной перегородки лишь на тормозных колодках. Хорошо, что на вертолёте их две!

Так же стремительно запускаемся, подгоняемые в эфире аэропсом, и на предельном взлётном режиме уходим над водной гладью... Когда Гома уже осталась сзади на удалении выстрелов всех мыслимых калибров, мы поняли, что спаслись... Спасибо тебе, Господи, что внял нашим молитвам! Спасибо всем тем, кто молился за нас всё это время... Спасибо всем тем, кого Господь послал нам на выручку...

Эпилог

          Уже в Букаву, в своём лагере, мы узнали, что Гома полностью перешла в руки повстанцев... Что две тысячи солдат FRDC  и восемьсот местных полицейских, сражавшихся за Гому, сдались в плен, сложив оружие. Что на украинских военных вертолётчиков Ми-24 была объявлена охота со стороны М-23 за их прошлые атаки... Что командование ООН вывело их из Гомы, чтобы не провоцировать столкновения повстанцев с войсками ООН... Что нижневартовскому экипажу Ми-8 как и нам удалось благополучно вылететь с Гомы и вывезти часть людей оттуда... Что следом за нами марокканцы также вывезли экипаж самолёта SAAB и держали оборону пулемётным огнём, пока они запускались и выруливали на старт... Что их самолёту повезло чуть меньше, чем нашему геликоптеру: одна пуля им вошла в раму бокового командирского окна фонаря кабины экипажа, превратив наружное стекло триплекса в мелкую сеточку, а другая пуля вошла в обшивку над лобовым стеклом командира. Наш вертолёт чудеснейшим образом оказался без единого повреждения и пулевого отверстия, словно Господь накрыл его своей незримой рукой... Как накрыл и всех нас, оказавшихся не в том месте и не в то время... Впрочем, кто знает, где оно «то» место и когда оно приходит «то» время..? После посадки в Букаву оказалось, что топливо у нас осталось только в расходном баке. Это значит, что у нас не было бы шанса уйти на запасной аэродром, или площадку по погоде, или по какой другой причине. Но и здесь, СЛАВА БОГУ – нам этого не понадобилось...

         Через пару дней родина снова доверила нашему экипажу вывозить из Гомы людей, с той самой площадки HQ, хоть мы уже и надеялись, что найдутся для этого более достойные кандидаты... Не то, что бы мы не любили город Гому с некоторых пор... Сказать по правде, мы его просто тихо ненавидели... За день до нашего повторного туда вылета, повстанцы пристреливались к этой точке из миномёта, лупанув две мины в сотне метров от площадки в озеро. Как раз, когда наши украинские военные набирали там воду для своего лагеря. А, может, просто хотели попугать?.. Вряд ли кто-то знает это наверняка, кроме самих повстанцев... Но наши три ходки в тот день прошли благополучно. Airops позаботился о нашей безопасности: перед вылетом всем нам были выданы бронежилеты, так что бояться мы теперь могли только чесотки... Но на самом деле, мы обложили ими нижнюю часть фонаря кабины экипажа – вместо брони, а часть пластин положив в свои рабочие кресла – пятая точка иногда тоже нуждается в защите...

        А на следующий день нам всем было доведено «быть готовым к экстренной эвакуации», если того потребует обстановка, с полным перечнем всего имущества, которое мы должны будем забрать. Обстановка накалялась волнениями, проходившими в городе, и нам уже два дня как было известно, что следующим пунктом назначения у повстанцев является наш город-герой Букаву, а после – Киншаса... Это было похоже на хитро продуманный план, учитывая, что на нашем аэродроме теперь стояла ещё и техника, эвакуированная с Гомы – неплохой «подарок» мятежникам в случае захвата ими города... Каждый день и ночь мы ждали нападения...

        Аэродром Кавуму (название нашего аэр.-прим.авт.) постепенно вооружался, за эти три дня были прорыты траншеи по периметру перрона, нагнана целая стая БТРов вдоль взлётно-посадочной полосы, по точкам расставлены гранатомёты и прочее вооружение...

Как вдруг 24.11.2012 стало известно, что президент ДР Конго Джозеф Кабила сел за стол переговоров с лидером повстанцев М-23 Рунига Лугереро и у них таки получилось договориться! Повстанцы обещали оставить Гому, а значит войне скоро конец! В конце концов, даже миротворцам можно иногда помечтать о чём-то несбыточном...

        Жизнь продолжалась, мы продолжали летать на Гомовские точки, и я уже практически было поставил жирную точку на этом рассказе о событиях в Гоме... Как вдруг 2 декабря мне пришло в голову снова нажарить рисовые блинчики... Уж больно удачными они тогда получились... Это был воскресный день, у нас был законный выходной... Мы отоспались, отдохнули, вечером даже попарились в бане... На следующее утро нам по плану лететь в Шабунду: везти туда в Пакистанский ооновский лагерь дизельное топливо и воду, а значит и в люлю надо лечь пораньше...

Я, никого не трогая, досматривал себе в наушниках фильм на ноутбуке, уже засыпая одним глазом... Когда в начале одиннадцатого вечера ко мне вошёл Андрей и интригующе поставил меня перед фактом: «Стреляют!»

Мы вышли все из своих комнат, шла стрельба «калашами» где-то на расстоянии полкилометра и, судя по тому, что пули у нас над головами не свистели – стреляли не в нас. Гена традиционно повыключал везде свет и предложил всем собрать, на всякий случай, все самые необходимые вещи...

– Гена, да кто ж их разбирал в последние дни! У меня так уже давно всё упаковано – хватай и тикай...

– А я вот только вчера снова разобрал чемодан, – с грустью произнёс Володя.

– Это ты, брат, погорячился... Дома уже вещички разберёшь... Тут, похоже, даже на горшок надо с чемоданом ходить...

Народ не торопясь разбрёлся по своим норам последовать командирскому совету... И, вдруг, началось...

Длинные очереди «калашей» замолотили с разных позиций, и уже на расстоянии нескольких десятков метров. И вот кто-то стреляет уже за углом нашего модуля, в трёх-пяти метрах от нас... К нему присоединяется пулемёт – чуть дальше, значит – с караульной вышки египетского батальона... Мы уже воробьи стрелянные, нас ползать по полу учить не надо... В каждой комнате началось шустрое копошение: мы одевались. Вот, где бы сейчас новобранцы смогли увидеть пример: как и за сколько нужно одеться по команде!.. И это при том, что выпрямляться стоя нельзя, а то потом, может статься, одевать тебя придётся другим... Мелькнула крамольная мысль: «Ну где же задерживается мой сменщик?! Я уже два дня как должен быть дома!»...

Через пару минут мы с сумками все уже собрались возле кухни «ютэйровского» соседнего с нами экипажа, так как у них были кирпичные стены, надёжно закрывающие нас от обстрела. Но стреляли не в нас, а чуть левее, вдоль полосы, туда, где стоят цепью БТРы...

– Ну что, мужики, есть какие-нибудь предложения?

– Надо бежать в лагерь к уругвайцам, у них вся территория обнесена противопульными заграждениями!..

– А как мы к ним доберёмся? Идти надо вон по той дороге вдоль полосы, а там мы будем все как на ладони...

– На вертолёте лежат наши бронежилеты... И нафига они там сейчас?..

После нескольких минут тяжёлых раздумий решение принялось само собой: здесь оставаться опаснее, чем пройти по дороге до ворот уругвайского батальона...

– Народ, не отставать, быстрым шагом!..

Пока шли эти каких-то сто метров все невольно пригибали головы, словно эти пара сантиметров нас бы могли спасти... Много мыслей могут прийти в голову, даже на такой короткой дистанции в сто метров... Но в этот момент у стрелков, видимо, организовался перекур...

       Уругвайцы разместили нас на скамейках в своём лагерном закутке, типа зоны отдыха. Тут, за кирпичными стенами мы почувствовали себя в относительной безопасности. Командир позвонил старшему группы и устало доложил, что, мол, в селе Гадюкино опять стреляют... Сидим в укрытии у братьев-уругвайцев...

      И снова мы сидели нашей дружной компанией,  теперь ещё и с нашими двумя менеджерами Димой и Олегом, и так же с братским российским экипажем, подбадривая друг друга шутками, историями, воспоминаниями... И вдруг Володя вспомнил:

– Димон, а ведь ты тогда перед Гомой тоже рисовые блинчики нажарил...

На короткое время воцарилась почти театральная тишина. Даже пули, показалось, стали летать тише...

– Точно..., – раскаянно вспомнил я, –  Так ты, Вовка, думаешь...

– Конечно! А что тут думать! Все перестрелки из-за твоих блинчиков!

– Ну, наконец-то, мы нашли виновника наших испорченных памперсов!

– Не, мужики... Давайте проверим точно. Чтобы знать наверняка. Я завтра ещё напеку нам рисовых блинчиков!

– Не вздумай!!! Казалось, некоторые даже повелись на наш импровизированный суд. Но главное было достигнуто: ребята отвлеклись от плохих мыслей...

      Через некоторое время стрельба возобновилась с новым азартом. Через весь аэродром и примыкающий к нему наш лагерь летели трассеры, хлопали глухими колотушками пулемёты, причём перестрелка шла, как минимум, с трёх сторон от аэродрома, включая сторону, где жили мы. Более двух часов продолжалась эта вакханалия, которой, казалось, не будет конца... Вдруг всё стихло, через несколько минут к нам вбежал уругвайский молодой офицер и на труднопереводимом английском поведал нам, что угрозы больше нет, мы можем вернуться в свои модули.

         Спали в эту ночь мы одетыми, хотя, если применительно ко мне, то слово «спали» будет слишком гротескным...

          Старший группы, видимо, не разобрав вчера доклад нашего командира, а, может, уже окончательно уверовав в наше бессмертие, справился о наших делах лишь в семь утра следующего дня...

         Потом, спустя время, мы узнаем, откуда у этой перестрелки росли дула. Один из достоверных источников – наш помощник Имани, информация которого о всех местных событиях, включая и события в Гоме, всегда стопроцентно подтверждалась. Он по своему, как всегда эмоционально, изображая стрельбу и напряжение боя, на англо-русском суахили рассказал (и даже показал) нам то, что произошло: Армия FRDC – реинтегрированная, т.е. состоит из различных некогда враждующих вооружённых формирований, ныне объединённых в одну государственную армию. И вокруг нашего аэродрома и лагеря стояло несколько этих частей, некоторые подтянутые из других мест для обороны Букаву. Так вот тем злосчастным вечером, то ли спьяну, то ли обкурившись, солдаты одной из таких частей приняли другую за предполагаемого противника и ...открыли по ним огонь. Те в ответ открыли огонь по ним. А между ними лежал аэродром и наш лагерь... Наши ооновские часовые на вышках, понятное дело, восприняли этот огонь, как нападение на лагерь и открыли ответный огонь по обоим предполагаемым противникам... И понеслось... Два часа понадобилось ворошиловским стрелкам, чтобы определиться, что стрельба идёт по своим...

– Так что, парни, всё нормально... Это не повстанцы, можете спать спокойно...

– Так это же в корне меняет дело! Конечно, быть застреленным повстанцем намного хуже, чем своими...

            На войне и такое бывает... Но, вопреки всему и вся, сегодня, живой и здоровый, я пишу эти строчки, завершая свой «Репортаж из-под вулкана»... Через несколько дней мне уже ехать домой – моя очередная командировка подходит к концу.

Благодарю и благословляю именем Христа всех, кто вольно или невольно способствовал благополучному завершению для нас всех этих событий. Благословляю и всех тех, кто был причиной этих событий в нашей жизни. Никого не осуждаю, никого не сужу. Призываю всех к миру во Христе.

Божьих вам благословений!

Ваш Дмитрий Смирнов.

Конго. Ноябрь 2012г.

Вернуться на Творческую страничку

Вернуться на Главную